День Победы – это трепет души и совести. Не могу относиться к этому дню как к просто выходному с шашлыками на даче. Хотя на даче куда ни глянь – именно этим праздник и заканчивается.
Говорить о войне, о том, что нам рассказывали в детстве и что показывают сейчас, надо обязательно. Когда с детьми говоришь именно об этой войне – просто что-то разъясняешь или отдаешь им истории бабушек и дедов, – всегда больно и тесно сердцу. Не знаю почему так. Видимо, где-то остатки советского воспитания. Или так моя страна сидит в моей совести. Мне особенно больно за нее в дни празднования Великой Победы.
Когда я спрашивала людей, просто живших в это время и пусть даже не воевавших, «что это было – Победа?» – мне всегда отвечали: «Это было все». И без множества слов, эмоций. Вообще они рассказывали о войне как-то почти без эмоций. Но так и такими словами, что душа переворачивалась.
…Моя бабушка Лида пошла 17-летней девочкой работать. Ее – дочь репрессированного и расстрелянного отца – взяли считать деньги в заводской кассе. Она говорила, что когда делали отчеты по деньгам, то иногда до утра пересчитывали все суммы, если получалось расхождение хоть на копеечку.
По утрам она брала младшего брата, дядю Борю, и они шли в лес, собирали землянику. А потом продавали за копеечки солдатам на вокзале. Надо было как-то жить. Дядя Боря говорил, что он потом упросил больше его в лес не брать, он лучше весь дом перемоет. Ему было лет 5. Прабабушка Оля им беременная была, когда прадедушку Петю арестовали и расстреляли 1 января 1938 года.
Бабушкин старший брат погиб при бомбежке их эшелона по пути на фронт. Ему не было 20-ти лет.
Еще она рассказывала об эшелонах с эстонцами и латышами, которых везли через Чебаркуль (Челябинская обл., она оттуда). Как они голодали и плакали, чтобы им дали хоть что-нибудь поесть. Везли в товарниках. Она рассказала мне об этом где-то в середине 80-х гг. Я не поняла этого – ну как же такое могло быть? И про прадеда репрессированного тоже рассказывала. Это была просто ее жизнь…
А еще она рассказывала, что познакомилась с эвакуированной девушкой постарше ее то ли из Москвы, то ли из Питера. Та научила деревенскую девочку делать прически и шить. Собрала ее как-то на танцы да так нарядила и украсила, что дед ее просто не узнал.
Дед в 16 пошел работать в цех в Чебаркуле. У него удостоверение о приеме № 1. Вообще не особо про войну рассказывал. Работали. Делали детали для авиадвигателей. Было голодно. Очень голодно. Поначалу войны их спасала возможность брать бракованный хлеб из пекарни. Потом и этот хлеб стали продавать и раздавать. А в семьях не по одному-два ребенка было. Наши прабабушки…
Когда я первый раз нашла бабушкины и дедушкины медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг», то даже удивилась – у ветеранов ведь всегда так много медалей. А у моих всего-то по одной. Эти медали лежали всегда вместе. И они никогда их не надевали. Хотя, возможно, и надевали, но я этого почему-то не помню.
В Каслях деда Витю (папин отец) не отпустили на фронт. У него была заводская бронь. В войну они похоронили старшую дочку Олю. В классе ее стукнули, пошло воспаление. Повезли в больницу в Свердловск. Там говорят: поздно… Бабушка Зоя собрала хранившиеся в семье церковные книги с богатыми окладами (прадед был старостой церковного хора) и унесла в церковь. Там выменяла на кулечек гречневой крупы и масло. Мой отец родился в 1946 году, и всю жизнь его звали «незапланированным».
Дед мужа был контужен. Решили, что погиб. Когда повезли хоронить, то подошедший попрощаться с ним земляк увидел, что тот жив. Дед вернулся с войны, но всю жизнь не слышал на одно ухо. Медали деда – первое, что достает дочь 9 мая. А бабушка оставалась с пятью детьми в деревне. От голода их спасли оставленные дедом сепаратор и бык.
Второго деда в войну убили под Ленинградом. Отцу мужа было 4 года.
Хозяйка квартиры, на которой я жила студенткой, Мария Игнатьевна, рассказывала о войне спокойно и как-то ласково. Как ждала. Как единственный раз в жизни полено утащила. Муж на фронте (кадровый офицер), у нее на руках две маленькие дочки и больная мама. Самое сильное по эмоциям, что она рассказывала, это как муж с войны вернулся. Она работала в сберегательной кассе. Он вошел в их комнату, перегнулся к ней через окошко, схватил в охапку и сказал: «Манюнечка ты моя!» Говорит, ей было стыдно. Но счастливо, наверное, так, как никогда в жизни.
…Готовила как-то документы по истории библиотеки Уральского политехнического института (сейчас УрФУ) в годы войны. Много чего узнала. Как принимали фонды других библиотек – перенесенные книги измерялись на километры. Как писали объяснительные за одно-двухминутные опоздания из-за заболевшего ребенка. Как работали до 10-ти вечера. Как закрыли в читальном зале студентку зимой на ночь – и снова писали объяснительные. Как работники библиотеки слушали научные лекции о последних достижениях науки и техники и учили иностранные языки. Как сестра моего каслинского деда Таня работала в библиографическом отделе.
В каждой семье своя история Победы. Я могу и должна оставить мою своим детям. Спасибо им, нашим родным и не родным дедам и бабушкам.
Пару лет назад вечером ехали на машине и навстречу ехала колонна военной техники на репетицию парада Победы. Когда везли Т-34, у меня почему-то навернулись слезы на глаза.
